Космические, психоделические, гипнотические — выбирайте любое прилагательное, все подойдет, чтобы описать глубокий, темный звук Infected Mushroom. Великие электронщики за два десятка лет на сцене ни разу не повторили сами себя, смело экспериментируя, смешивая стили, добавляя национальные израильские мелодии и получая невероятно атмосфреные треки, вошедшие в историю музыки.
Основатель команды Эрез Айзен рассказал нам о классической музыке, о том, почему по радио крутят одно дерьмо и как сделать настоящий хит на века.
— Забавная вещь произошла. Когда я сказала, что мне предстоит с вами интервью, мой друг ответил: «Это круто, они настоящие музыканты». Я подумала: интересно. Кто, по-твоему, настоящие музыканты, что это вообще значит?
— Настоящий музыкант — это кто-то, кто играет на инструменте. Есть музыканты получше, есть похуже, но в целом, надо просто изучить азы музыки и играть на инструменте.
— Почему транс? Как два мальчика из Израиля заинтересовались трансом?
— Это просто была самая интересная музыка, по крайней мере, для меня. Это была не обычная музыка с обычной композицией: куплет, припев, куплет, а потом песня заканчивается. Ты мог делать что угодно вместо этого, очень похоже на классическую музыку. Ты мог рассказывать целую историю и испытывать эмоции от начала до конца песни. Она могла быть хардкорной, могла быть более красивой, в зависимости от трека, но всегда разной.
— Вы однажды говорили в интервью, что стали реально популярны в Европе после второго альбома. Вы тогда были совсем молодыми, как вы это все восприняли? Это то, чего вы хотели, когда начинали заниматься музыкой?
— Да. Это же мечта любого ребенка: что бы ты не делал, ты хочешь быть в этом хорош. Если ты стоматолог, ты хочешь быть лучшим стоматологом, если ты юрист, ты хочешь быть лучшим юристом. То же самое с музыкой. Мы работали с израильскими музыкантами, у нас было несколько хитов на радио. Потом мы решили сделать шаг вперед и попробовать перенести это все в Европу, поработать с известными артистами. Ну, мы веселимся, это сумасшествие, что мы так долго этим занимаемся.
— Но вы хотели быть знаменитыми?
— Да не, на самом деле нет. Ну я, по крайней мере, не хотел. Я все еще не хочу.
— А чувствуешь себя знаменитым?
— Где-то да, где-то не особо.
— А дома? Мне представляется, что в Израиле вы герои.
— Ну не то чтобы герои, но дома нас, конечно, многие знают.
— Просто Израиль — маленькая страна, я не могу сходу припомнить реально известных музыкантов оттуда.
— Да не, у нас много известных артистов. Особенно в этом жанре…
— С мировым именем?
— С мировым именем нет, не особо, тут ты права.
— Как оставаться актуальными на протяжении 20 лет?
— Я не знаю, актуальны ли мы все еще…
— Я думаю, да.
— Спасибо! Ну да, пожалуй, нас все еще слушают, мы делаем музыку. Но в то же время, она не для всех. Некоторые это переросли и захотели чего-то другого, некоторые, наоборот, только открывают наши работы. Всем не угодишь.
— А секрет есть какой-то?
— Упорная работа. Упорно работать и оставить в стороне свое эго. Неважно, с кем ты работаешь, надо оставить эго и получать удовольствие.
— Ну вот по поводу упорной работы. Мне кажется, это такой известный вопрос для артиста: упорный труд или вдохновение. Как для вас?
— Важно научиться понимать, что есть люди лучше тебя, всегда были и будут, всегда есть чему учиться. Когда ты это запомнил, ты можешь учиться отовсюду: услышать что-то по радио, вдохновиться и взять какие-то идеи для себя. Надо быть открытым и всегда наблюдать и учиться. А когда у тебя тяжелый день на работе, это нормально, у всех бывают тяжелые дни, надо просто продолжать работать упорнее и упорнее. Но с улыбкой на лице, не злиться.
— Бывают у тебя мысли, что ты устал и не хочешь больше этим заниматься?
— Когда я был моложе, да, наверное. Сейчас — нет. У меня такая хорошая жизнь, прекрасная семья, несколько прекрасных друзей, работа. Не могу жаловаться.
— Вы конкурируете между собой?
— Нет. Никогда.
— «Vicious Delicious» была вашей самой известной работой. Почему она стала такой популярной, как думаешь?
— У нас на этом альбоме много хитов. Мне кажется, нам повезло. Мы написали несколько хитов, в это же время переехали в Америку, жили вместе в одном доме, работали как сумасшедшие, очень продуктивно. Нам хотелось как-то оправдать этот переезд в Америку, поэтому мы так усердно трудились. Может, поэтому, кто знает.
— А что нужно, чтобы получился хит? Есть формула?
— Да, конечно. Зависит, конечно, от времени. Хит должен быть актуальным. Потом тебе нужна некая структура: нужен хук, что-то, что люди потом смогут напевать, чем проще мелодия, тем лучше. Нужна танцевальная часть: хорошая барабанная партия, хорошая басовая линия. Вместе с хорошим хуком они и сформируют хит. Потом его надо отправить на правильный лейбл, нужен правильный промоушен…
— Есть трек, котором ты особенно гордишься?
— Они всегда меняются. «Heavywieght» — один из моих любимых. И еще «The Messenger».
— Почему они?
— Мы их написали в очень хорошие времена, много в них вложили, столько хороших обстоятельств сошлось, когда мы их делали. И они стали, кстати, очень знаменитыми, хотя это совершенно некоммерческие треки, наоборот. Но «Heavyweight» — второй по популярности наш трек.
— Вы однажды говорили, что 90% вашей работы — работа с компьютером. Сегодня вот у каждого мальчишки есть лэптоп, и они все пытаются делать какую-то электронику. Тебе не кажется, что из-за того, что это стало так доступно, музыка стала гораздо проще? И хорошо ли это, что производство музыки стало таким доступным?
— Это просто мое мнение, но я думаю, да, это хорошо. Музыка стала доступна, и она должна быть доступна. Все должны делать музыку, даже если получается дерьмо. И только лучший материал выстрелит, конкуренция — это хорошо. Да и потом только одному из десяти ребят, может, повезет и у него будет музыкальное будущее.
— Но тебя не беспокоит, когда ты слышишь что-то популярное, оно по радио, оно везде, и это явно херня, просто потому что кто угодно теперь может делать музыку?
— Кто угодно может делать музыку, но не все могут делать хорошую музыку, профессиональную. А по радио в основном только херню крутят, по моему мнению. Но опять же, кому какое дело до моего мнения?
— Мне есть дело!
— Классно, спасибо!
— Есть какие-то новички, которых вы сейчас слушаете, и которых ты бы мог порекомендовать.
— Слушай, я получаю кучу музыки от всяких молодых артистов, я даже все их имена не упомню. Меня, например, удивляет, что мне присылают работы из школ. В Израиле есть музыкальная школа BPM, я не то чтобы пытаюсь им рекламу сделать, просто там талантливые молодые артисты, которые становятся популярными, очень многообещающие.
— А что ты сам сейчас слушаешь?
— Я много слушаю того, что мне присылают. Ну если из нового, то, пожалуй, Mr. Bill, нравятся его работы. Очень нравятся Bliss, всегда жду их работ. А вообще у нас много друзей, которые делают прекрасную музыку. White Noise делают классные вещи. Мы всегда следим за тем, что делают наши друзья.
— Какие-то коллаборации?
— Да, всегда, да! Из нового — коллаборации с Bliss, с Mr. Bill, с Freedom Fighters. У нас так много их предстоит, это все очень разный звук будет.
— Вы оба учились на классических музыкантов. Вы как-то классический звук вводите в свои работы?
— Да. И в Израиле мы периодически играем с оркестром. 36 музыкантов на сцене, восхитительный звук.
— О, это так круто! Я всегда люблю слушать свои любимые группы с симфоническим оркестром, мне всегда казалось, что симфонический оркестр делает все лучше.
— Да, так и есть. Я обожаю это, это прям настоящая музыка.
— А ты никогда не хотел стать классическим музыкантом, раз учился?
— Я ненавидел классическую музыку в детстве, мне она казалось такой унылой.
— Ну как и любому ребенку.
— Да, мне казалось, она ужасная. А сегодня это так престижно, сказать, что ты учился классической музыке. Но меня это не волнует, честно говоря. Мы просто играем с оркестром, когда хотим попробовать что-то новое.
— У вас несколько видов шоу: большие живые выступления с гитаристами, барабанщиком — целая команда. И поменьше — просто диджей-сет. Тебе как больше нравится?
— Мне нравятся живые выступления. Можно импровизировать на сцене и каждый вечер по-разному играть одни и те же треки. Если народ приходит 2–3 ночи подряд на одно и то же мероприятие, они могут оценить, что мы много импровизируем, и что одни и те же треки всегда звучат по-разному на таких живых шоу. Для меня лайв — это про музыку и про веселье на сцене. Диджей-сеты тоже прикольные, но немного иначе.
— Что дальше для Infected Mushroom?
— Мы много работаем над музыкой для игр и для фильмов. Но это чисто для души. Мы много работаем над софтом для того, чтобы заниматься музыкой. Скоро выходит новая игра, в ближайшие пару недель, это игра для VR, не могу много про это говорить, но она клевая. Это только одна, будут еще. Ждите, будут новости!